Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. Москва для прекращения огня и заключения мирного соглашения выдвигает условия, которые позволят ей вновь вторгнуться в Украину, — эксперты
  2. «Получаем обрывки информации». Сестра Марии Колесниковой рассказала последние новости от нее
  3. «Наша Ніва»: В 41 год умер сотрудник минского ОМОН
  4. Сотни тысяч беларусов следили за парнем, которому девушка помогала восстанавливаться после страшной аварии. Они расстались
  5. В базу «тунеядцев» включают тех, кого там не должно быть. Есть категории населения, у которых повышенные шансы на такое внимание
  6. Власти признали в отчете для Лукашенко, что загнали себя в угол — пришлось пустить под нож одну из отраслей, чтобы не накрыло все сферы
  7. Торговые сети бьют тревогу из-за нехватки популярного продукта, а чиновники ожидают возможного дефицита
  8. «Владимир, остановитесь!» Трамп обратился к Путину после ударов по Киеву
  9. Reuters опубликовало «окончательное предложение» США Украине и РФ. Киев и ЕС представили альтернативный план
  10. Заморозки и мокрый снег: синоптики рассказали о погоде в Беларуси в ближайшие три дня
  11. Власти готовят список самых выдающихся беларусов в истории. В него попал очень спорный человек — за его решения стыдно до сих пор
  12. Новые станции рискуют всплыть из-под земли, «как корабль». На строительстве метро в Минске возникли сложности
  13. «Надо рожать: трое, четверо, а лучше — пятеро». Лукашенко рассказал, что надо делать, чтобы в Беларусь не приглашали трудовых мигрантов
  14. Что происходит с заводом, который бросили американцы, а Кочанова говорила им вслед — «пусть уходят — справимся»
  15. Беларус попытался обменять в банке настоящие купюры, которые привез из-за границы отец, но везде отказали. Почему?
  16. Россия ночью нанесла массированный удар по Украине: в Киеве — восемь погибших, в том числе двое детей, и десятки пострадавших
  17. Однажды беларусы вышли на протест и остановили движение поездов. Против них грозились бросить даже союзные войска: что тогда случилось


/

Находясь в ИК-4, Полина Шарендо-Панасюк думала, что силовики могут просто вывезти женщин в лес и «выстрелить в затылок». А самым тяжелым моментом заключения стал день, когда на нее завели новое дело, несмотря на «интервью» пропагандистам. Об этом экс-политзаключенная рассказала в интервью проекту «Жизнь-малина». Приводим самое интересное.

Полина Шарендо-Панасюк в интервью проекта "Жизнь-малина", Вильнюс, февраль 2025 года. Скриншот: YouTube-канал "Жизнь-малина"
Полина Шарендо-Панасюк в интервью проекта «Жизнь-малина», Вильнюс, февраль 2025 года. Скриншот: YouTube-канал «Жизнь-малина»

О физическом и моральном состоянии

Как рассказала Полина Шарендо-Панасюк, физически она себя чувствует «относительно хорошо». С моральным состоянием сложнее: после четырех лет в заключении, когда не было возможности делать привычные вещи, очень сложно вернуться к обычной жизни.

— Калі чалавек доўга галадаў і калі яму пасля накрыць стол, ён пачне гэта ўсё есці, і яму проста стане блага. Вось нешта накшталт такога, — привела она метафору, чтобы описать свое состояние. — То-бок паступова. Пайсці ў краму, выбраць сама сабе вопратку. Узяць яблык і пайсці з ім кудысьці. Гэта такія дробязі, з якіх ужо паступова атрымліваецца такая тэрапія.

Мысли о суициде и страх, что вывезут в лес

Когда Полина вместе с другими политзаключенными приехала в колонию № 4, у них было несколько версий о том, что их ждет.

— Што проста будзе такая сітуацыя, нас вывезуць у лес і пастраляюць у патыліцы, як у 30-я гады. Дапускалі думку, што нас проста могуць вывезці кудысьці ў Расію. Жартавалі, што паедзем усе ў Лабытнангі (город в Тюменской области России. — Прим. ред.), — рассказывает она. — Яны проста хочуць чалавека знішчыць маральна і давесці да такога стану, каб ён ужо проста ад гэтай палітыкі, так бы мовіць, адбіваўся ўсімі чатырма: «Ніколі больш я гэтай палітыкай не буду займацца».

За четыре года, признается Полина, у нее не раз возникали мысли о самоубийстве. Она пыталась прокручивать в голове варианты, как сделать это максимально быстро, безболезненно и чтобы не получить после инвалидность.

— Калі юрыдычнай мовай казаць, гэта давядзенне да самазабойства. Тое, што яны твораць з палітзняволеннымі. Чалавек проста перастае хацець жыць. Бо жыць толькі для таго, каб нон-стоп знаходзіцца ў гэтай смярдзючай, цёмнай, вільготнай і халоднай камеры, станавіцца ў гэтых умовах інвалідам, няма сэнсу, — уверена она.

Полина Шарендо-Панасюк (слева) на пресс-конференции в Вильнюсе. Литва, 10 февраля 2025 года. Фото: "Зеркало"
Полина Шарендо-Панасюк (слева) на пресс-конференции в Вильнюсе. Литва, 10 февраля 2025 года. Фото: «Зеркало»

Ожидание освобождения, уступки властям и нервный срыв

Самым трагичным моментом за все четыре года Полина называет май 2024 года. На тот момент она уже подписала прошение о помиловании, дала «интервью», фактически наступив себе на горло. И надеялась, что после такого ее отпустят по окончании срока.

— Набліжаецца гэты дзень, 21 траўня. Ты ўся трымціш, разумееш, што апошнія пяць дзён будуць крытычнымі, — рассказывает она. — І на трэці дзень, калі выводзяць з прагулкі: «Шарендо, зайдите в кабинет». Ты заходзіш і бачыш тую самую жанчыну, Мартынюк Наталлю. Яна двойчы (у 2023 і 2024 гадах) выконвала ў адносінах да мяне ролю следчай. І суе паперку: «Ознакомьтесь, против вас возбуждено уголовное дело». Ты адразу разумееш, што ўсё, не выйдзеш, гэта не спрацавала. І што далей зноў усё паўторыцца: этапы, здзек, катаванне. Не ўбачыш сваіх сыноў, якіх ужо думала, што вось праз тры дні пабачу. Разумееш, што можа ўжо і ніколі не ўбачыш. Тады проста адбыўся псіхічны зрыў.

Разлука с сыновьями давалась ей очень тяжело, признается экс-политзаключенная. Вопрос Никиты Мелкозерова о том, не думала ли она, что «могла дать детям будущее, а выбрала Беларусь», Шарендо-Панасюк сразу уверенно парирует: их удалось эвакуировать из страны, и они были в безопасности. И рассказывает, что для нее важны обе ее идентичности: и политика, и матери.

— Так, [я разумела, што] там дзеці застануцца без маці. Але ёсць я як палітык, як дзяячка, ёсць Беларусь, волі і незалежнасці якой нам трэба дамагчыся. Калі я так адразу здамся, чаго я вартая як чалавек? — задает активистка риторический вопрос.

И добавляет: то, что она все же пошла на условия властей после четырех лет заключения никак нельзя сравнить с тем, если бы она сделала это сразу. Потому что и «интервью», и прошение о помиловании случились после лет пыток и давления, уверяет она.

Полина Шарендо-Панасюк в интервью проекта "Жизнь-малина", Вильнюс, февраль 2025 года. Скриншот: YouTube-канал "Жизнь-малина"
Полина Шарендо-Панасюк в интервью проекта «Жизнь-малина», Вильнюс, февраль 2025 года. Скриншот: YouTube-канал «Жизнь-малина»

Выход на свободу

Отпускали Полину очень быстро: проснулась, сходила в столовую, и потом сказали собираться. Причем постоянно торопили.

— Тэхнічна яны рабілі ўсё гэта вельмі хутка. Таксама, як хутка яны рабілі наадварот — фабрыкацыі справаў, — с усмешкой вспоминает она. — Вельмі быў такі цяжкі момант, калі ўпершыню за чатыры гады мне далі патэлефанаваць. Бо я прынцыпова адмаўлялася ад тэлефанаванняў і спатканняў, разумеючы, што для гэтай сістэмы гэта будзе проста дадатковая нагода неяк шантажаваць, рабіць ціск. <…> І вось упершыню яны самі арганізавалі гэты званок, знайшлі тэлефонную картку і далі патэлефанаваць маці і сказаць, што ўсё, я выходжу, а такой-та гадзіне прыязджайце сустракаць. Тады я расплакалася, маці расплакалася. Проста разумееш, што, напэўна, калі далі патэлефанаваць, напэўна ўсё ж такі ўжо я выходжу.

Но выйти из колонии физически и почувствовать себя на свободе — разные вещи, добавляет Шарендо-Панасюк.

— Цела выходзіць, а розум, псіхіка яшчэ там, — говорит она. — Што рабіць далей, я зразумела яшчэ ў 2021 годзе. Ведала, што калі я раптам выйду, я мушу з’ехаць адразу. Пабачыўшы, так бы мовіць, сістэму гэтых містыфікацый, я разумела, што гэта трэба рабіць вельмі і вельмі хутка.

Знакомство с детьми заново

С двумя своими детьми (девятилетний Стах и пятнадцатилетний Славомир) Полина сейчас заново выстраивает отношения. С младшим пришлось и вовсе знакомиться, рассказала она.

— Ён прывык ужо да пэўнага ладу жыцця. А тут прыязджае мама. А што такое «мама»? Чаму яна прымушае рабіць тое, што ўжо не раблю? — говорит она. — Проста разумееш, што не будзе нейкага прыгожа кіна, калі ўсе абдымаюцца, і там «мама, мама». Праз гэта трэба прайсці. Старэйшы за гэты час стаў падлеткам. <…> У яго былі слёзы, ён паўтараў «мама, мама, нарэшце». Я патэлефанавала яму першаму, і ён нават адразу не паверыў, што гэта я. А я чую, у яго ўжо голас такі амаль мужчынскі. То-бок такая своеасаблівая машына часу: толькі што быў яшчэ хлопчык, а ўжо падлетак. Усё гэта вельмі [моцна] прапускаеш, гэта ўсё вельмі кранальна.